Станислав Наумов:
2. Метод изучения практики публичных коммуникаций и формирования действительности и предмета публичных коммуникаций
2.1. Технология как единица исследования
Мы берём на себя задачу исследовать стремительно протекающие социальные процессы и динамичное изменение социального ландшафта и социальных отношений. Кроме того, в предыдущем параграфе было указано на недостаточность как внутренней позиции, всецело принадлежащей практикам публичных коммуникаций, так и внешней, не включённой в эти практики позиции. Поэтому в качестве единицы исследования выбрана технология действия в публичном пространстве. Таким образом, получится соединить внутреннюю позицию и внешнюю: в ходе работы и экспериментально можно будет опробовать те представления и технологии, которые мы получим в ходе исследования, стараясь рефлексивно и критично отнестись к собственной практике. Тем более что технологичность, с нашей точки зрения, является одной из имманентных характеристик публичного пространства и связанного с ним типа социальности.
Но прежде, чем перейти к представлению метода, потребуется дать пояснения о нашей позиции в отношении технологического подхода к публичным коммуникациям. Именно явная, видимая технологичность современных публичных коммуникаций становится поводом для критики публичных коммуникаций, для обвинений в инструментальном манипулировании, недопустимости технологического подхода к человеку и т.п. Одновременно она же актуализируется для постановки заново вопросов о технике [17;[29].
С нашей точки зрения, ещё Мартин Хайдеггер показал, что подобного рода опасения связаны с редуцированным пониманием сущности техники как таковой. Риски опасности технологий состоят не в них, а в том, как понимается управление ими.
Известную работу «Вопрос о технике» [93] Хайдеггер начинает с того, что показывает, что основные опасения, связанные с техникой, вызваны представлением о том, что сущность техники — и есть техническое. Именно из-за такого представления, по мнению Хайдеггера, мы оказываемся «в злом плену у техники» [93,C.221]. Этот инструментальный подход к технике делает нас сначала её хозяевами, а затем рабами. Вместо этого редуцированного инструментального представления о сущности техники Хайдеггер утверждает следующее: «Техника — не простое средство. Техника — вид раскрытия потаённости. Если мы будем иметь это в виду, то в существе техники нам откроется совсем другая область. Это — область выведения из потаённости, осуществления истины» [93,C.225]. Это, казалось бы парадоксальное определение сущности техники очень справедливо для техник действия в «непрояснённой тягучести» публичного пространства. В нем техники и технологии, их выделение являются с одной стороны первичным способом прояснения, объективации публичности, а с другой, способом формирования публичного пространства, и тем самым также средством придания ему определённости.
Незамеченность этого существа техники Хайдеггер видел в том, что техника, как выявление невыявленного имеет две формы: производство и произведение. И современная техника (говоря о современной технике, Хайдеггер говорил о технике машинного производства) — это производство, «ставящее перед природой неслыханное требование быть поставщиком энергии, которую можно было бы добывать и запасать как таковую» [93,C.226]. «Выведение из потаённости, которым захвачена современная техника, носит характер предоставления в смысле добывающего производства. Оно происходит таким образом, что таящаяся в природе энергия извлекается, извлечённое перерабатывается, переработанное накапливается, накопленное опять распределяется, а распределённое снова преобразуется. Извлечение, переработка, накопление, распределение, преобразование — виды выведения из потаённости. Это выведение, однако, не просто идёт своим ходом. Оно и не растекается в неопределённости. Техническое раскрытие потаённого раскрывает перед самим собой свои сложно переплетённые процессы тем, что управляет ими. Управление со своей стороны стремится всесторонне обеспечить само себя. Управление и обеспечение делаются даже главными чертами производящего раскрытия» [93,C.227].
Другая форма техники — произведение. «Как, однако, происходит событие про-из-ведения, будь то в природе, будь то в ремесле или искусстве? … Произведение выводит из потаённости в открытость. Событие произведения происходит лишь постольку, поскольку потаённое переходит в непотаённое. Этот переход коренится и набирает размах в том, что мы называем открытостью потаённого. У греков для этого есть слово άλήθεια. Римляне переводят его через vritas. Мы говорим «истина», понимая её обычно как правильность представления» [93,с.224].
Воспринятая только в аспекте производства техника делает человека господином, властелином мира и никогда больше не возвращает человека вопросу его собственной потаённости, его существа. Технику, понимаемую в аспекте производства, Хайдеггер связывает с управлением и организацией.
Подробно рассматривая в третьей главе техники действия в публичном пространстве, мы продемонстрируем, что для публичного пространства как раз большую роль играют техники, понимаемые в аспекте произведения. Коммуникативный подход отличается от административного тем, что в техниках публичных коммуникаций используются такие конструкции, как сюжеты, истории, события и сценарии — конструкции, из которых строится произведение, а не производство. В публичном пространстве техника, понимаемая как производство, может быть использована лишь для получения сиюминутного эффекта. Тогда как для достижения долгосрочных стратегических эффектов техника должна строится именно как техника-произведение.
В связи с этим нам представляется очень важным тезис В.М.Розина, что «техника — это не только артефакты, но и техническое искусство (техническая деятельность), приводящее к данным артефактам, и различные концептуализации техники, которые меняются под влиянием культуры. … Исторические наблюдения показывают, что часто именно неправильная концептуализация техники не позволяет решить новую техническую задачу и нащупать нужное техническое искусство» [77,C.83].
При создании техник публичных коммуникаций можно и нужно исходить как из существа техники, так и из существа публичности, и соответствующей концептуализации техники публичных коммуникаций.
Интересно, что призрачность опасности технологического подхода к коммуникациям, который будто бы уводит человека от него самого, показывает при разработке рефлексивных моделей (исходя из совершенно иных оснований и задач) и В. Лефевр (а все техники работы в публичных коммуникациях построены на предположении о том, что мы имеем дело с рефлектирующими агентами). Он показывает, как технологии, построенные на рефлексивных механизмах, включают самого исследователя и/или деятеля внутрь объекта его исследования и/или оперирования [51]. За счет этого, вопрос о человеке всегда оказывается в центре выстраиваемых им коммуникативных технологий.
2.2. Метод исследования публичного пространства
Чёткая работа по технологиям, их разработка и внедрение становятся обязательным элементом не только так называемого реального производства, то есть производства конкретных вещей и товаров, но и производства нематериальных продуктов, таких как коммуникативные и мыслительные продукты. Наличие технологий делает любой процесс (производственный, коммуникативный, мыслительный) управляемым: можно ставить конкретные цели и контролировать их достижения, можно следить за организацией процесса и т.п. Таким образом, наличие технологий становится конкурентным преимуществом для любых сфер деятельности.
Но (как мы уже попробовали наметить) главное — не просто технологии, а организация непрерывного процесса технологизации: постоянной рефлексии и критики. Обновление существующих технологий важно для любых сфер деятельности в силу инновационного характера современной жизни.
Но особенно оно важно для практики публичных коммуникаций. Потому, что в коммуникациях «новое» — это принципиальный момент. Его можно видеть на простом примере того, как работают масс-медиа. Они живут в цикле смены суток. О том, о чём написали сегодня — нельзя писать завтра. Каждый день требует новой информации, новых событий, новых интерпретаций. Это новое должно быть либо быть продолжением, новым этапом в уже начатой масс-медиа истории, либо началом новой.
Принцип «нового» актуален и для технологий профессиональной работы в публичных коммуникациях. Во-первых, потому, что эти технологи по большинству своему тоже публичны, а, следовательно, также подчиняются требованию публичных коммуникаций — постоянно меняться. Во-вторых, пространство публичных коммуникаций — это пространство конкурентной борьбы за внимание. На эту тему существует много работ (начиная с работы Ги де Бора «Общество спектакля»), в которых современное общество рассматривается, как общество аттенционализма, а внимание является главной валютой. Стало быть, нельзя действовать так же, как и конкуренты. Нужно действовать обязательно иначе (и, разумеется, более эффективно).
Технология выражена в нормативном описании действий и их последовательности. Ориентируясь на существующий запрос, профессиональные издания постоянно публикуют материалы о новых технологиях в сфере публичных коммуникаций. Но, не смотря на то, что существует множество различных технологий работы в публичных коммуникациях и их описаний, проблема в том, что эти описания имеют рецептурный характер. То есть они просто говорят о том, как нужно было действовать. Однако, за этими «рецептами» не стоит объективированная действительность публичных коммуникаций, нет того объекта, к которому можно отнести эти «технологически-нормативные знания». Самое большее, что стоит за такими знаниями — некоторые модели из психологии или социологии. При этом один «рецепт» может основываться одновременно на моделях, взятых из разных научных предметов[1].
Это означает, что если для технологий существует некоторая объективация, то для процесса технологизации её уже нет. Потому что каждый новый рецепт оказывается претензией на персональное искусство, оставаясь, к сожалению, простым описанием удачного опыта. Если же понимать основную задачу (которая приводит к результативности и успеху) — как выстраивание непрерывной технологизации, то для этого за меняющимися и обновляющимися технологиями должны стоять представления об устройстве действительности публичных коммуникаций. А построение действительности — это уже задача исследовательской работы.
При проведении исследования мы, прежде всего, должны определиться с методом: как мы будем действовать, чтобы выполнить поставленную перед нами задачу. А задача формулируется так: построение действительности публичной коммуникации так, чтобы построенная действительность, с одной стороны, позволяла организовывать непрерывный процесс технологизации, а с другой — чтобы это был объект, построенный по мыслительным нормам, вписывающийся в культурный контекст человеческого мышления.
Наиболее разработанный метод исследования в подобных ситуациях — когда ставится задача не только построения эффективных технологий деятельности, но построения технологий, основанных на исследованиях, выделении объекта, построении картины деятельности и выхода к предмету — была разработан в школе системомыследеятельностной методологии Г.П.Щедровицким. Г.П.Щедровицкий, всю жизнь, занимаясь исследованиями мышления и деятельности, соответственно разрабатывал и методы такого исследования. При построении метода исследования деятельности и деятельностных образований он исходил из того, что любая деятельность — это искусственное образование, формирующееся под воздействием представлений о должном, о том как она должна быть устроена, со стороны её участников, особенно тех, кто занимает позицию организаторов [102]. Соответственно, требования, вопросы которые ставятся перед исследованием деятельности, определяются задачами, которые должен решить практик. Таким образом, исследование деятельности это, с одной стороны, исследование существующего положения дел, существующего устройства деятельности, а с другой — конструктивная работа в модальности должного, создание такой конструкции, которая отвечает задачам и позиции практика. К этому нужно ещё прибавить тот аспект исследования деятельности, что деятельность постоянно изменяется в силу различных социокультурных тенденций. И, как известно, с каждым годом эти социокультурные изменения происходят с увеличивающимся темпом. Поэтому очевидно, что, говоря об исследовании деятельности, мы можем говорить о нём не только как о чисто мыслительном процессе, но параллельном процессе рефлексивно-конструктивной мыслительной работы и проективной «экспериментальной» работе по реализации и проверке выстроенных в мышлении конструкций. Справедливым будет и обратное описание такого рода исследования — как осуществление опытного, пробного действия, а затем его рефлексивный анализ и описание.
Это — общая характеристика метода, а если говорить о конкретных инструментах исследования, то наиболее значимым для нас в методе исследования деятельности, разработанного Г.П.Щедровицким, оказались три инструмента:
1) полагание принципа;
2) применение в конструктивной работе приёма «круговых определений»;
3) организация процесса через последовательность процедур объективации — реализации.
Рассмотрим каждый из этих инструментов.
2.2.1. Полагание принципа
Первым шагом в ситуациях, аналогичных тем, в которых делается данная работа, Г.П.Щедровицкий считал полагание принципа. И большое внимание в своих работах уделял вопросу о том, что же такое принцип, в чём его назначение.
Г.П.Щедровицкий считал, что принцип становится необходимой мыслительной и деятельностной конструкцией в ситуации, конфликта с традиционными способами представлений, традиционными схемами объектов, традиционными подходами к описанию объектов. Это та ситуация, когда необходимо начать совершенно новые описания и задать совершенно новые представления, новый подход. И принцип становится если не основанием, то, по крайней мере, опорой для мысли и действия [102]. Принципы Г.П. Щедровицкий рассматривает как знания особого рода, знания, не имеющие объекта или не относящиеся к объекту, но имеющие смысл, знания, которыми пользуются как раз в ситуациях отсутствия объектных представлений. «Это отсутствие объектности — при наличии смысла — позволяет трактовать принципы, по крайней мере, трояко.
Первый смысл. Утверждается, что какой-то человек, в данном случае я, работает таким-то образом. Это есть констатация некоторого положения дел. И ничего больше. Интересно, что Карл Поппер, один из ведущих участников Оксфордской школы аналитической философии, в таких случаях говорил, что он делает то, что он делает, выражая, таким образом, эту сторону идеи принципа и считая, что никаких других оснований не должно быть. В этом плане принцип есть просто фиксация того, что мы делаем, и то обстоятельство, что мы так делаем, является достаточным основанием для существования этого принципа.
Второй смысл. Он состоит в утверждении, что так должно делать. Тогда сам принцип выступает как некоторое нормативное предписание к способу работы, но и в этом плане принцип, хотя и имеет императивную форму, употребляется, как правило, без основания. Способом или формой псевдообоснования может быть указание на то, что таким образом мы достигаем нужного нам результата. Но это, я подчеркиваю, псевдообоснование, ибо оттого, что мы, делая нечто, получаем результат, не следует, что именно так и должно делать. Возможно ведь, что, делая иначе, мы получим лучший результат, например, более мощный.
Третий смысл. Он содержит уже некоторое обоснование. В этом случае мы обычно апеллируем к устройству объекта, т.е. мы сам принцип выводим из некоторого положения дел, и утверждаем, что так должно делать потому, что так устроен объект. В этом третьем случае принцип переводится в форму некоторого знания, и сам выступает как фиксация некоторого объективного положения вещей или как фиксация способа действования, выведенного из этого объективного положения вещей.
Разделить эти три способа употребления принципа очень трудно. Каждый принцип — а главным в нем всегда является смысл — может поворачиваться в любом из этих планов, но мне важно подчеркнуть, что третий план, т.е. отнесение самого принципа к положению вещей, к объектам, является для него неспецифическим. Это некоторое дополнение, добавка, превращающая методологию в некоторый род теоретического знания. С этого момента принцип как таковой перестает быть принципом в точном смысле слова, а становится своего рода знанием» [100,C.50].
Так что принцип — та конструкция, которая позволяет начать строить деятельность, в том числе и исследовательскую деятельность в ситуации отсутствия объекта, критики существующих подходов к объяснению практик публичных коммуникаций, а также задачи сформировать в том числе и на основании уже имеющихся, хотя и разрозненных философских представлений новый подход к этой практике. Именно это привело нас к пониманию того, что началом исследования должна стать разработка схемы-принципа строения и устройства Публичного пространства, в котором и осуществляются публичные коммуникации. И формирование этой схемы-принципа должно происходить как раз в соответствии с тремя смыслами принципов, выделенных Г.П. Щедровицким.
То есть, с одной стороны, стремясь выйти к схеме-принципу Публичного пространства, мы опираемся на собственный опыт, собственную практику и пытаемся выделить суть того, что мы делаем, принципиальную организацию наших действий. С другой стороны, проблематизируя существующие подходы к работе в публичных коммуникациях и выделяя главные проблемы, разрывы и задачи практики публичных коммуникаций, мы стараемся выйти к принципиальным схемам того, как должна быть организована наша практика. И, с третьей стороны, мы хотим получить схему, фиксирующую принципиальное устройство публичного пространства с тем, чтобы можно было дальше использовать её для определения основных понятий, построения исследований и технологизации. И тем самым сделать попытку выйти к построению новой предметности публичных коммуникаций.
Получившаяся схема-принцип ни в коей мере не будет претендовать на полноту представления о Публичном пространстве, как не претендует на это схема-принцип вообще, но она должна будет чётко показывать нашу позицию и подход по отношению к работе в публичных коммуникациях, а также дать возможность описывать публичные коммуникации как специфическую и уникальную действительность. Здесь важно ещё отметить то, что мы имеем дело с изменяющейся деятельностью и ставим задачу на построение схемы-принципа не из чисто мыслительного интереса, а для понимания и технологического решения основных проблем деятельности публичных коммуникаций. То есть схема-принцип должна обязательно содержать в себе основные проблемные моменты, разрывы современной практики публичных коммуникаций, на решение которых, собственно, и направлена интенция технологизации.
При этом мы также солидарны с точкой зрения Щедровицкого, что принципы выражают в первую очередь подход, позицию, организацию работ, и лишь потом «они становятся некоторой сущностью и выражают некоторую сущность за счёт процедуры перехода в содержание и объективации этого содержания» [104]. Принцип ещё потребует употребления в практике публичных коммуникаций и последующей объективации получившегося опыта, и только после этого он сможет претендовать на существование. И мы сумеем действительно сказать, что мы нам удалось выйти к схеме-принципу.
2.2.2. Круговые определения
Г.П.Щедровицкий часто использует вместе с полаганием схем-принципов способ «кругового определения», как способ дальнейшего движения мысли и разворачивания схем. Он использует этот способ, когда показывает на примере схемы МД, что такое схема-принцип, и определяет понятия мышления, коммуникации, действия, рефлексии через понятие мыследеятельности и наоборот, понятие мыследеятельности через эту группу понятий. Отдельное внимание методологии круговых определений он уделяет в лекциях «Знак и деятельность» [100], взаимно определяя понятия смысла и понимания. Мы ещё раз будем говорить об этом во второй главе данной работы, когда будем рассматривать понятие «смысла» и «управления смыслами».
Если формально-логически круговые определения недопустимы, то для системодеятельностного подхода и ситуаций отсутствия объектных представлений они оказываются очень продуктивными [100,C.110]. Во-первых, потому что только круговое взаимное определение понятий позволяет выйти к первичным смыслам схемы-принципа, а, как известно понимание и порождающий его смысл образуются только при наличии хотя бы двух разных мест (топов в мышлении, тем, понятий, объектов и т.п.) и проведения соотнесения между ними. Во-вторых, в отсутствии схем объекта именно взаимное круговое определение понятий позволяет разворачивать исходную принципиальную схему и получать более сложные или детализированные предметные и далее технологические схемы.
В-третьих, возможность круговых определений и даже необходимость их лежит внутри категории системы и системного подхода, где круговые определения дают возможность строить схему объекта исходно как целостную и непротиворечивую [100, C.100].
Разумеется, основное возражение против круговых определения будет состоять в том, что полученные таким образом понятия и схемы будут «оторваны» от реальности, будут в достаточной степени произвольными. Но это возражение оказывается позитивным утверждением, когда мы говорим об изучении и построении такого объекта, как деятельность или картины любого деятельностного образования в силу проективного характера деятельности.
Поэтому в данной работе мы также использовали способ круговых определений, для взаимного определения понятий публичности и группы таких понятий, как «легитимные фигуры», «экраны», «события», «метасюжеты», «каналы», «агенты публичных коммуникаций».
2.2.3. Реализация и объективация
Мы уже отметили, что основной задачей нашего исследования является выход к построению действительности публичных коммуникаций и создание соответствующей предметности. Однако при изучении деятельностных образований и построения соответствующих объектов необходимо учитывать то, что деятельность является искусственным объектом, а именно: она проектируема и реализуема, имеет социокультурные тренды своего изменения. И это должно учитываться при методе построения объектных представлений деятельности. «Новые формы мышления и деятельности надо, прежде всего, создавать практически, а затем уже рефлектировать их, описывать, распространять» [101]. Таким образом, для такого типа объектов процедура объективации оказывается включенной в процесс реализации или создания объекта. «С точки зрения деятельностного подхода, онтологизация, объективация, а затем и оестествление суть лишь звенья процесса создания и реализации объекта и как таковые являются лишь продвижениями на пути этого создания, а совсем не звеньями доказательства естественного или натурального существования этого объекта» [99, C.440]. Но принимая проспективный, проективный элемент объективации мы должны иметь ввиду и предыдущее состояние той деятельности, построением объективной действительности которой мы озабочены. А, значит, при построении объекта следует заниматься не только конструктивной работой, но и анализом того, как была устроена интересующая нас деятельность до того, и в каких формах и понятиях она осмыслялась. Только так мы сможем добиться того, чтобы процедура объективации соответствовала «нашим возможностям создавать объекты такого рода» [99, C.440].
Данное понимание взаимоотношения реализации и объективации означает, что в нашем исследовании мы не ограничимся теоретическими работами. Стоило бы включить в неё также и реализационную составляющую. В ходе формирования гуманитарных знаний о технологиях в масс-медиа будем двигаться циклически, последовательно проводя реализацию имеющихся объектных представлений, а затем выходя в рефлексию относительно проделанного и заново возвращаясь к созданию объекта. Также, поскольку мы имеем дело не с нашими собственными индивидуальными действиями, а ставим задачу на построение действительности общественной деятельности, мы обязаны будем в свою рефлексию включать не только наш собственный опыт реализаций, но и опыт, и представления других агентов деятельности публичных коммуникаций. В этом и состоит философско-методологический подход.
[1] Для примера можно рассмотреть известную работу Томаса Гэда «4-D брендинг», посвящённую технологиям брендинга. В основу технологии брендинга он кладёт модель «четырёхмерного бренда». Или бренда, который удовлетворяет 4 разных потребности человека: утилитарную, потребность в общественной причастности, потребность в идеологическом смысле (ментальную) и потребность в общественном смысле собственных действий (духовная). Очевидно, что сама эта модель основана на психологической концепции разноуровневых человеческих потребностей.
Примечательно при этом, что если мы рассмотрим именно брендинг, как наиболее «модную» и продвинутую сегодня технологическую область в публичных коммуникациях, то, взяв литературу по брендингу, мы увидим, что технологии, описываемые разными авторами, не имеют ни между собой общих объективаций, ни у самих себя не имеют основанием сколько-нибудь выстроенной картины коммуникативной действительности. Вследствие этого каждая новая технология не имеет практически никакой связи с предыдущими, не является их развитием, а просто отменой. Также затруднен и выбор технологий. Как правило, выбор технологического «рецепта» осуществляется под воздействием авторитета или другого акта веры, так как критически сравнивать технологии, построенные на моделях, которые в свою очередь имеют основаниями другие модели из разных предметов, практически невозможно.